Четыре пращура Руси: БАЛТСКИЕ КОРНИ

В одной из предыдущих глав (во 2-й) мы расстались с древнебалтскими племенами, представленными в тот период (2-я четв. I тыс. до н. э.) четырьмя этнополитическими группами. Геродот (несколько позднее) зафиксировал 3 из них ²¹⁷. Это невры (милоградская культура ²¹⁸), андрофаги (днепро-двинский археологический комплекс той эпохи ²¹⁹) и меланхлены. Последние идентифицируются многими исследователями с юхновской культурой бассейна Десны и верхней Оки ²²⁰. Четвертая из наличных (тогда) балтских групп оказалась достаточно удалённой от поля зрения великого галикарнасца и отразилась, возможно, в полумифической информации о каких-то “змеях” ²²¹ — северных противников полесских невров. Данный район (центральная Белоруссия и юго-восточная Литва) в Геродотову эпоху (и много позднее) археологически представляла культура штрихованной керамики. Её племена (уже в I тыс. н. э.) расселяются западнее, на территорию современной Гродненщины, а также принеманской Литвы, крайнего сев.-вост. Польши и в Калининградской области РФ.

В этих районах “штриховики” ассимилируют часть более раннего остаточного “северо-иллирийского” населения позднелужицкой культуры западнобалтских курганов ²²². Результат данного этногенеза и был зафиксирован относительно конца I тыс. н. э. Нестором Летописцем в виде прусских и ятважских племён. Последние же, ретроспективно, и аргументируют лингвистическое “прародительство” для обоих этих двух народов именно носителей культуры штрихованной керамики. Тем более, что ряд исследователей предполагает ближайшее языковое родство ятвагов именно с пруссами ²²³.

Оставшиеся же на прежней “штрихокерамической” территории население во 2‑й пол. I тыс. н. э. вступило в активное взаимодействие с летто-литовскими и древнейшими восточнославянскими племенами. Среди последних к началу уже следующего тысячелетия наиболее интенсивно впитали в себя восточно-“пруссо-ятважский” компонент, по-видимому, дреговичи. В 11 — 13 вв. к данному процессу ассимиляции данной исследуемой нами балтской группы активно подключилось древнерусское население Полоцко-Витебской земли и Волыни. Последняя особенно “опекала” в этом плане значительную часть ятвагов ²²⁴.

Разгром к концу 13-го столетия тевтонскими рыцарями пруссов вызвал массовую эмиграцию последних на Русь ²²⁵. Особенно плотно эти беженцы заселили Гродненское удельное княжество ²²⁶. Причём в такой степени, что сделали его на нек. время для соседей “прусским”. Однако, в течение следующего XIV в. балтское большинство Гродненщины обрусело, cохранив, правда, у себя (особенно среди своей прусско-беженской части) языческие верования ²²⁷. Последнее же обстоятельство особенно благоприятствовало окатоличеванию северо-запада Белоруссии (в отличие от её «уже оправославленных» регионов) правительствами Ягайло и Витовта в кон. 14-го — нач. 15-го столетий ²²⁸.

В остальных русскоязычных землях Великого Княжества Литовского к тому времени уже прочно утвердилось православие. Так что современные белорусы-католики Гродненщины, в основной своей массе, наиболее прямые наследники пруссо-ятважской этнологической традиции. Однако это наследие принадлежит (хотя и в меньшей степени) и другим восточным славянам.

Прусский беженский вал кон. XIII в. (в связи с длительной карательной войной войной Тевтонского ордена) захлестнул различные русские княжества, достигнув, в том числе, и Москвы. В нач. 14-го столетия дружины князя Юрия Даниловича и его бояр пополнились целым рядом новых воинов.

Впоследствии многие знатные роды Великого Московского княжества (а затем и Русского государства) гордились своим происхождением из “прус” ²²⁹. К этой же категории боярства восходит и династия Романовых ²³⁰.

Нет никакого основания у «геополитически-озабоченной» части общественности современной Литвы претендовать на северные земли древних пруссов. Большая часть потомков последних влилась, в конечном счёте, в различные группы восточных славян. Этническая же основа гродненских белорусов вообще прусская. Претензии Литвы на Калининград были бы сравнимы с аналогичными действиямиq-кельтской Ирландии по отношению к Парижу (если бы таковые были), романизированные обитатели которого всё-таки “кровные” потомкиp-кельтов. Галлов ! Ибо и глоттохронологическая “удалённость” родства летто-литовцев с пруссо-ятвагами почти такая же как у последних со славянами [блок-схема 2].

А как геродотовы невры ? Племена милоградской археологической культуры в значительной степени в кон. I тыс. до н. э. и окончательно в 1-й четверти I тыс. н. э. были ассимилированы соседями ²³¹, главным образом непосредственными предками восточных славян. При последующем рассмотрении генезиса последних мы подробнее рассмотрим неврскую проблему. Но что же обусловливает балтский (хотя и специфичный) характер носителей милоградской культуры ?

О. Н. Трубачёв и ряд других лингвистов обнаружили в полесской географической зоне несколько различных групп гидронимов (названий рек и других водоёмов), систематизировав их ²³². Среди данных ономастических слоёв присутствует и балтский ²³³. Его, однако, невозможно ассоциировать с к.‑л. иными носителями археологических культур Полесья 15 — 2 вв. до н. э. кроме милоградской. То есть, с момента окончательного языкового разделения праславян с балтами и вплоть до эпохи зарубинецкой культуры, носители которой признаны большинством исследователей “уже славянами” ! Тшцинецкий же археологический комплекс 15 — 10 вв. до н. э. определён нами (для основной массы его носителей) во 2‑й главе как ранний праславянский. Это отражено в самом архаичном из «трубачёвских» славянских гидронимических слоёв Полесья ²³⁴.

Белогрудовская (XII — VII вв. до н. э.) и чернолесская (10 — 7 вв. до н. э.) культуры Украинского Правобережья (и ряда прилегающих к нему районов) были сформированы (в процессе взаимодействия с более ранним населением), скорее всего, выходцами из карпатских регионов. Первая из них явно связана ²³⁵ с предположительно фракоязычной культурой Ноа ²³⁶, а вторая явилась ²³⁷ “филиалом” т. н. фракийского гальштадта, лингвистически, вероятно, преимущественно иллирийским. Вот этими явлениями и объясняются ещё два “трубачёвских” лексических слоя ²³⁸. Иллирийская гидронимия объективно увязывается с носителями чернолесской культуры, а фракийская — белогрудовской. Остаётся только один “трубачёвский” полесский ономастический пласт, а именно балтский ! С другой же стороны, из рассматриваемого хронологического диапазона неидентифицированной осталась только одна археологическая культура — милоградская. Можно вполне соотнести этот комплекс (как и представляющих его невров) с одной из групп прабалтов. Неврская гидронимия (названия водоёмов) северо-западной Украины хотя и была увязана специлистами с собственно балтскими праформами ²³⁹, но во многом непосредственно не соотносится с конкретно летто-литовской ²⁴⁰ и даже с прусской ²⁴¹ лексиками. Восточнобалтская же линия языкового развития (как мы увидим ниже) происходила достаточно удалённо от центрального Полесья. Отсюда же наш вывод об обособленности невров внутри балтской группы языков.

А каковы лингвистические и археологические коллизии восточных балтов ?

Большую часть этого процесса мы осветим исследуя собственно восточнославянский этногенез. Остановимся лишь на этимологической идентификации юхновцев, а также на их контактных языковых (адстратных) связях (как впрочем и у других балтов) со скифским миром. Кто же лингвистический наследник геродотовых меланхленов?

Заведомо восточнобалтский этнос ²⁴² верхних Десны и Оки 2-й пол. I тыс. до н. э. (остаток его — летописная голядь X — XII вв. н. э.) археологически достаточно чётко восходит к юхновской культуре ²⁴³. Все постюхновские метаморфозы региона связаны исключительно с южными миграциями (славянскими, скифскими, готскими). Так что балтоязычная голядь могла лингвистически восходить лишь к более древнему (в сравнении с эпохами вышеназванных людских потоков) населению, а именно к меланхленам.

Геродот фиксирует тесные связи (в т. ч., по-видимому, и торговые), формирующейся в его (сер. 5 в. до н. э.) годы, раннегосударственной Великой Скифии с рядом её соседей. В их число входят и три предположительно балтских племенных союза : невры, меланхлены и андрофаги ²⁴⁴. Неизвестные нам по своему тогдашнему имени пруссо-ятваги, не гранича с державой наследников Иданфирса, были пока ещё “в тени”. В четвёртом же столетии до н. э. (эпоха расцвета великоскифской государственности и культуры) установились, по-видимому, прямые контакты подданых царя Атея с населением центральной Белоруссии. Об этом свидетельствует и археологический импортный материал из Причерноморья среди носителей культуры штрихованной керамики. Предметы скифского и греческого происхождения начинают фиксироваться у последних именно с той эпохи ²⁴⁵. Об этом свидетельствуют соответствующие культурные слои раскопок данной археологической культуры.

Интенсивную относительно-цивилизаторскую роль Великой Скифии 5 — 3 вв. до н. э. для всех 4-х тогдашних балтских объединений подтверждает архаичная заимствованная иранская лексика, отмеченная лингвистами как в латышских и литовских ²⁴⁶, так и в прусских ²⁴⁷ текстах. Держава Атея имела существенные культурные и торговые контакты со своими северными и северо-восточными соседями, что и выразилось в определённом её лингвистическом адстратном влиянии на “аутсайдерские” племена.

Контрагентами скифских связей были и относительно удалённые (от Причерноморья) андрофаги. Контакт с первым на территории Восточной Европы государственным образованием носители днепро-двинской культуры осуществляли ²⁴⁸, по-видимому, фарватором Борисфена сквозь “межграничье” невров и меланхленов. Влияние скифов было достаточно интенсивным и на андрофагов. Знать последних, о чём повествует Геродот ²⁴⁹, старалась одеваться “по скифски”. Различия же в одежде носителей днепродвинской и скифоидной культур по данным археологии весьма значительны ²⁵⁰. Так что скифская мода была популярна, скорее всего, среди узкого круга родоплеменной аристократии андрофагов. В непосредственный этно-ассимиляционный контакт с древнейшими восточными славянами (антами) прямые потомки андрофагов (летто-литовцы) начали вступать где-то с кон. 4 в. н. э. ²⁵¹ Миграционный взрыв, начавшийся на юге Восточной Европы в это время, докатился и до верховий Днепра. Ряд летто-литовских (как, впрочем, и некоторых праголядских) группировок вошёл в антский племенной союз сер. I тыс. н. э.

Oб этом свидетельствует балтская (чересполосно со славянской) гидронимия Болгарии, Македонии, Греции ²⁵². Осваивая в 6 — 7 столетиях восток и юг Балканского п-ова, антские переселенцы привлекли сюда из Подунавья и Восточной Европы остаточные гото-гепидские ²⁵³, cарматские, праголядские и, особенно, летто-литовские группы. Последние же (те из них, кто остался на своей прародине) в дальнейшем явились весьма значительным “субстратным” компонентом северных подразделений восточных славян ²⁵⁴. Этимология (самоназвание) кривичей, например, балтского (по мнению ряда исследователей) происхождения ²⁵⁵.

Древнейшие центры этого племени (Смоленщина и северо-восток Белоруссии) территориально совпадают с основной базой днепродвинской культурой геродотовых андрофагов. Большая часть потомков последних ославянилась во 2-й пол. I тыс. н. э. И только лишь постепенный “колонизационный отток” части летто-литовцев в Прибалтику той эпохи избежал славянизации. Но и у этих постандрофагов исторические судьбы в дальнейшем переплелись с потомками антов.

Различные ответвления летто-литовского этноса в X — XIII вв. взаимодействовали (на разном уровне вассальных взаимоотношений) с Киевской Русью и её удельными княжествами. Этот медленный ассимиляционный процесс был в значительной степени приостановлен немецкой экспансией в Прибалтике 13 — 16 вв. И только племена аукштайтов и (за исключением исторически непродолжительного времени) жемайтов избежали господства Тевтонского и Ливонского орденов. Великое княжество Литовское, зародившись в XIII в. как балтское зтнополитическое образование, в 14-м столетии — “русифицировалось”. Этнические литовцы стали культурологическими аутсайдерами в государстве, названном их именем. Язык аукштайтов (как и жемайтов) вплоть до XVI в. не получил никакой письменной обработки и даже фиксации. Государственная и деловая жизнь Великого княжества Литовского велась на одной из поздних диалектных древнерусских лингвистических форм ²⁵⁶. На этот язык (т. н. “старобелорусский”) и на бытовом уровне перешла значительная часть аукштайтов и некоторые из жемайтов ²⁵⁷. Если бы не Люблинская уния, то у литовцев была судьба древнейших росов. От данного скифо-сарматского племени этноним русь передался значительной части славянства. Аналогичный процесс развивался и с понятием литва. Данное самоназвание к сер. XVI в. автоидентифицировалось почти со всем населением западной половины Руси (в форме литвины ²⁵⁸). Однако дальнейшему развитию этой метаморфозы помешала Люблинская уния, видоизменив сей процесс.

Присоединение Литовско-Русского государства в 1569 г. к Польше приостановило процесс слияния аукштайтов и жемайтов с предками белoрусов и украинцев. Развернулась т. н. “полонизация”. В условиях продолжительного (вплоть до сер. XVIII в.) польско-“старобелорусского” языкового противоборства “недоассимилированная” часть литовцев законсервировала свой лингвистический “балтизм” на бытовом уровне. С вхождением “этнической Литвы” в Российскую империю в самом конце 18-го столетия начался обратный процесс “деполонизации”. Новое противоборство польской и русской (на этот раз в т. н. “великороссийской” её форме) культурологической и лингвистической традиций продлило балтскую “законсервированность” жемайтов и “остаточных” аукштайтов. В т. ч. и производные от последних этнографические группы — сувалкийцев, дзуков и нек. др. !

Аналогично литовской (во многом) сложилась с нач. XVIII в. трёхязыковая коллизия и в Латвии — немецко-русско-латышская. Реальный же процесс обрусения летто-литовцев Прибалтики практически возобновился лишь с конца 19-го столетия, после значительной т. н. “русификации” польских ²⁵⁹ и немецких господствующих слоёв региона. В Латвии, например, статистические данные 1881 и 1897 гг. говорят о том, что почти половина местных “остзейцев” уже не считали своим родным языком немецкий ²⁶⁰. С распадом же Российской империи в 1917 — 1920 гг. ассимиляция последних летто-литовцев восточнославянским этническим массивом приостановилась. Аналогично тому, как “притормаживался” данный процесс в 13-м и 16-м веках.

Значителен вклад потомков андрофагов в формирование русских социальных элит. Различные ветви династии Гедиминовичей, Гольшанские, Радзивиллы, Гаштовты, Гедройцы и мн. др. княжеские и боярские роды аукштайтского и жемайтского происхождения составили славу восточнославянских государств.

Влияние различных балтских этнических образований на процесс становления Руси не сравним с лингвистическим и культурным наследием праславян-венедов на формирование данного геополитического и цивилизационного явления. Не сопоставимы летто-литовцы, праголядь, невры и пруссо-ятваги (вместе взятые) с аналогичной ролью позднеарийской (скифо-сарматской) культуры, верований, лексики. Однако физический (антропологический) компонент балтского происхождения среди современных “русичей”, пожалуй, не уступит как праславянскому, так и арийскому элементам.

А. В.

ГЕНЕЗИС ВОСТОЧНОГО СЛАВЯНСТВА

Четыре пращура Руси